В дискуссии приняли участие: Юрий Молодковец, фотограф Государственного Эрмитажа; Ольга Алексеенко (Москва), архитектурный фотограф; Владимир Фролов, куратор галереи «Точка», архитектурный критик; Ирина Терентьева, научный сотрудник и хранитель фонда фотографии отдела истории русской культуры Государственного Эрмитажа. Также приглашенный Максим Атаянц, архитектор, знаток античности и фотограф, вынужден был улететь на заседание Совета ЮНЕСКО, но записал видеообращение и оставил фотографии для показа. Модератором встречи выступила Ксения Малич, историк архитектуры, преподаватель НИУ ВШЭ.
Что такое архитектурная фотография? Как чувствуют себя в кадре архитектурная классика и модерн? Чем различается взгляд фотографа-архитектора и фотографа, пришедшего из других жанров? Что представляла собой фотография в XIX веке? Что в ней важно для кураторов выставок и музейных экспозиций сегодня? Эти и другие вопросы стали предметом разговора в стенах Главного штаба.
Открывал дискуссию директор Государственного Эрмитажа Михаил Борисович Пиотровский. В своем вступительном слове он отметил, что музей уже на протяжении долгого времени участвует в создании архитектурного облика города. Зимний дворец и Главный штаб формируют Дворцовую площадь – главную площадь Санкт-Петербурга, образуя своего рода музей архитектуры. А реставрационно-хранительский центр «Старая Деревня», уже сейчас включающий в себя несколько корпусов и планирующий расширяться далее, относится к числу доминант, влияющих на внешний вид Приморского района. Архитектура эрмитажных построек охватывает разные исторические и стилевые пласты даже в рамках одного здания, что можно увидеть на примере Главного штаба, сочетающего ампир Карла Росси с новейшей архитектурой «Студии 44». Завершая речь, Михаил Борисович подчеркнул, что Эрмитаж обладает богатейшей коллекцией снимков, в том числе архитектурных.
Что такое архитектурная фотография? Как чувствуют себя в кадре архитектурная классика и модерн? Чем различается взгляд фотографа-архитектора и фотографа, пришедшего из других жанров? Что представляла собой фотография в XIX веке? Что в ней важно для кураторов выставок и музейных экспозиций сегодня? Эти и другие вопросы стали предметом разговора в стенах Главного штаба.
Открывал дискуссию директор Государственного Эрмитажа Михаил Борисович Пиотровский. В своем вступительном слове он отметил, что музей уже на протяжении долгого времени участвует в создании архитектурного облика города. Зимний дворец и Главный штаб формируют Дворцовую площадь – главную площадь Санкт-Петербурга, образуя своего рода музей архитектуры. А реставрационно-хранительский центр «Старая Деревня», уже сейчас включающий в себя несколько корпусов и планирующий расширяться далее, относится к числу доминант, влияющих на внешний вид Приморского района. Архитектура эрмитажных построек охватывает разные исторические и стилевые пласты даже в рамках одного здания, что можно увидеть на примере Главного штаба, сочетающего ампир Карла Росси с новейшей архитектурой «Студии 44». Завершая речь, Михаил Борисович подчеркнул, что Эрмитаж обладает богатейшей коллекцией снимков, в том числе архитектурных.
Фото: Тимофей Петров
На экране возникли фотографии античных, ренессансных, древнерусских памятников зодчества, а также панорамы Петербурга, сделанные Максимом Атаянцем. Ксения Малич начала разговор так: «Архитектура как вид искусства – самый сложный жанр для пересказа. То ощущение, которое у нас рождается, когда мы пространство постигаем в движении, во времени, через фактуру, не передать до конца ни в графике, ни макетом и тем более с помощью чертежей, а у фотографии есть свой особый ключ, свой инструмент художественной выразительности, который помогает довольно достоверно передать архитектурный образ и создать в воображении особое состояние архитектуры».
Первый вопрос был адресован Ольге Алексеенко: «Почему фотограф, не являющийся архитектором, обращается именно к архитектурной фотографии? Что привлекло внимание в первый раз: сюжет или форма, декорация или эмоциональное состояние?» Фотограф рассказала, что отправной точкой для нее стала встреча с конструктивизмом. «Он фотогеничен». Сейчас же первое, что схватывает глаз, – это свет, то, как он формирует архитектурный образ, как создает условия для кадра. «Фотограф находится в подчиненном положении, поскольку здание диктует, какую технику использовать, в какую точку встать, исторический контекст его строительства – все это влияет на снимок». Юрий Молодковец не согласился с такой позицией. По его мнению, фотограф сегодня, наоборот, находится в привилегированном положении: у него есть большой арсенал техники и объективов, программы, помогающие выбрать удачное время и место для съемки. «Все, что остается фотографу, – это проявить творческий подход, дабы фотография была ослепительной и убеждала». «Еще нужна воля, чтобы встать в четыре часа утра, доехать до места съемки и поймать нужный свет, – дополнила Ольга. – А всё потому, что он является одним из героев кадра и, может быть, даже соавтором». Позже Юрий подтвердил эту мысль, напомнив: «Фотография так ведь и переводится – “светопись”, как бы “письмо светом”»
Первый вопрос был адресован Ольге Алексеенко: «Почему фотограф, не являющийся архитектором, обращается именно к архитектурной фотографии? Что привлекло внимание в первый раз: сюжет или форма, декорация или эмоциональное состояние?» Фотограф рассказала, что отправной точкой для нее стала встреча с конструктивизмом. «Он фотогеничен». Сейчас же первое, что схватывает глаз, – это свет, то, как он формирует архитектурный образ, как создает условия для кадра. «Фотограф находится в подчиненном положении, поскольку здание диктует, какую технику использовать, в какую точку встать, исторический контекст его строительства – все это влияет на снимок». Юрий Молодковец не согласился с такой позицией. По его мнению, фотограф сегодня, наоборот, находится в привилегированном положении: у него есть большой арсенал техники и объективов, программы, помогающие выбрать удачное время и место для съемки. «Все, что остается фотографу, – это проявить творческий подход, дабы фотография была ослепительной и убеждала». «Еще нужна воля, чтобы встать в четыре часа утра, доехать до места съемки и поймать нужный свет, – дополнила Ольга. – А всё потому, что он является одним из героев кадра и, может быть, даже соавтором». Позже Юрий подтвердил эту мысль, напомнив: «Фотография так ведь и переводится – “светопись”, как бы “письмо светом”»
Из презентации Ольги Алексеенко
Отвечая на вопрос модератора: «Бывает ли так, что, пересматривая отснятый материал, вы обнаруживаете образ, которого изначально даже и не видели?» – Ольга Алексеенко сказала, что такое свойственно начинающим фотографам: «Иногда студенты приходят ко мне и мы обнаруживаем, что они сделали шедевр». В процессе работы с фотографией случается трансформация скорее иного рода – меняется отношение к объекту съемки: после того как удается узнать больше о самом здании, о стиле, эпохе, вместо простого очарования появляется более глубокое чувство.
Ирина Терентьева поделилась своим опытом музейного хранения и подробно рассказала – на примере коллекции Государственного Эрмитажа – о том, как менялась архитектурная фотография с течением времени.
Фотография стала важным объектом коллекционирования для Эрмитажа еще с момента его формирования как публичного музея в 1852 году. Ведь фотоснимок является еще и документом, ценным для исследователя. В XIX веке для того, чтобы отправиться в другую страну и посмотреть определенный памятник вживую, требовалось значительно больших средств и времени, чем сейчас, а фотография позволяла узнать и изучить его, не выезжая. Однако в XXI столетии многие из этих снимков только начинают вводиться в научный оборот. Значительную часть эрмитажной коллекции, более 15 тысяч произведений, составляют фотографии архитектурных памятников Италии, выполненные во второй половине XIX века. Эта страна всегда была центром притяжения для любителей искусства со всей Европы, и ее виды пользовались большим спросом, однако живописные произведения были крайне дорогими и потому доступными достаточно узкому кругу людей, фотография же оказалась более демократичной.
«Нам сейчас очень сложно понять, какой эффект вызвало изобретение фотографии. Для нас это обыденность, а для людей XIX века, которые не видели ни своих детских фотографий, ни родителей, ни фотографий неизвестных городов, это было нечто совершенно иное. Их привлекала возможность точной фиксации. Именно это было важным», – подчеркнула Ирина.
Ирина Терентьева поделилась своим опытом музейного хранения и подробно рассказала – на примере коллекции Государственного Эрмитажа – о том, как менялась архитектурная фотография с течением времени.
Фотография стала важным объектом коллекционирования для Эрмитажа еще с момента его формирования как публичного музея в 1852 году. Ведь фотоснимок является еще и документом, ценным для исследователя. В XIX веке для того, чтобы отправиться в другую страну и посмотреть определенный памятник вживую, требовалось значительно больших средств и времени, чем сейчас, а фотография позволяла узнать и изучить его, не выезжая. Однако в XXI столетии многие из этих снимков только начинают вводиться в научный оборот. Значительную часть эрмитажной коллекции, более 15 тысяч произведений, составляют фотографии архитектурных памятников Италии, выполненные во второй половине XIX века. Эта страна всегда была центром притяжения для любителей искусства со всей Европы, и ее виды пользовались большим спросом, однако живописные произведения были крайне дорогими и потому доступными достаточно узкому кругу людей, фотография же оказалась более демократичной.
«Нам сейчас очень сложно понять, какой эффект вызвало изобретение фотографии. Для нас это обыденность, а для людей XIX века, которые не видели ни своих детских фотографий, ни родителей, ни фотографий неизвестных городов, это было нечто совершенно иное. Их привлекала возможность точной фиксации. Именно это было важным», – подчеркнула Ирина.
Из презентации Ирины Терентьевой
Первые фотографы, которые обратились к съемке архитектурных достопримечательностей, были художниками и граверами, поэтому в своих произведениях они воссоздавали живописные образцы, следуя строгим и четким канонам. «Существует мнение, что художники были негативно настроены к фотографии. Это не совсем так. Многие из них восприняли фотографию как новое и удобное средство для реализации художественных замыслов». В XIX веке у фотографов не было того разнообразия техники, что есть сейчас, к тому же для городской съемки, особенно если в кадре оказывались узкие улочки средневекового города, сложность заключалась в недостатке освещения. Кроме того, если мы говорим об Италии, для создания фотографии требовалось еще и официальное разрешение. В связи с этими сложностями путешественники в основном обращались к местным фотографам, которые были в каждом регионе, причем, как правило, это было их семейное дело. 1860–1870-е – время профессиональной фотографии. Любительская же съемка появилась значительно позже, только к 1890-м годам – с изобретением первой бокс-камеры, которая избавила фотографов от необходимости самостоятельно проявлять и печатать снимки, поскольку этим занималась компания-производитель. Вскоре фотографы отошли и от композиций, свойственных живописи и гравюре. В искусстве фотографии стало больше свободы и экспериментов. Что же касается выбора тем и сюжетов, то путешественники ориентировались на уже знакомые по чужим работам виды, а также на художественную литературу и произведения критиков, например на «Прогулки по Флоренции» Джона Рёскина. Можно сказать, это было еще и веяние моды – совпали интерес к Ренессансу и интерес к фотографии. «Фотография в какой-то момент стала похожей на СМИ: то, что делал один человек, влияло на выбор сюжета другими. Так повторяются ракурсы съемки, построение кадра. У каждой эпохи есть свои предпочтения», – подчеркнула Ольга Алексеенко.
Из презентации Максима Атаянца
«Современная архитектурная фотография ведь тоже предмет коллекционирования. На что смотрит куратор сегодня?» – на этот вопрос предстояло ответить Владимиру Фролову. Он обратил внимание на то, что чаще всего под архитектурной фотографией понимают изображение, которое является прежде всего источником информации об объекте – наряду с текстом, чертежом или эскизом, и от него не требуется особой художественной выразительности. Однако на деле архитектурная фотография может быть очень разной. Куратор привел мнение фотографа Владимира Антощенкова, высказанное в интервью для журнала «Проект Балтия»: есть два вида архитектурной фотографии – один показывает здание таким, каким его хочет видеть архитектор, а другой, собственно художественная архитектурная фотография, дает нечто столь необычное, что архитектор в нем не узнаёт собственное произведение. Фотография не всегда просто снимок, фотограф, как художник, может нацарапать, нарисовать еще что-то поверх снимка, сделать коллаж (так поступили многие авторы – участники выставки 2006 года «Ленинградский модернизм. Взгляд из XXI века», которая переосмысляла позднесоветский функционализм), и это в целом тоже будет архитектурной фотографией. Именно поэтому сегодня галерея «Точка» – попытка комплексно посмотреть на архитектурную фотографию. В XIX столетии преобладал документальный подход, XX же век с его концептуализмом способствовал появлению рефлексивного начала в искусстве, что коснулось в том числе и архитектурной фотографии. Интересно еще и то, как меняется восприятие произведений от способа экспонирования, например от того, в каком масштабе отпечаток предстает перед зрителем. Когда мы видим огромную фотографию, предположим – высотой два метра, впечатление от изображения оказывается сходным с тем, что производит реальный архитектурный объект. Если же это совсем небольшой снимок, то он становится близким гравюре, из-за чего мы замечаем другие детали.
«Можно ли сказать, что в Петербурге есть локальная школа, связанная с традицией фотографирования архитектуры? Или в Москве это тоже не менее важный сюжет?» – поинтересовалась Ксения Малич.
«Очевидно, в Петербурге есть своя известная школа фотографии, которая связана с городом. Однако хотел бы отметить: архитектурная фотография и урбанистическая фотография – немного разные вещи. Опираясь на того же Антощенкова, можно сказать, что архитектурная фотография – это каждый раз произведение архитектора, запечатленное художником. В центре внимания урбанистической фотографии прежде всего находится живой город, – подчеркнул Владимир Фролов. – И ленинградская школа фотографии скорее такова. Это стремление показать уходящую красоту Петербурга в целом, которая сохранялась благодаря Ленинграду. Поэтому говорить о том, что у нас есть какая-то специфическая школа именно архитектурной фотографии, я не стал бы, отчасти еще и потому, что архитектурная фотография во многом связана с темой современной архитектуры, которой у нас не так много. Старая архитектура классической формы хочет быть изображенной при помощи рисунка, гравюры, а модернизм, начиная с авангарда, – уже посредством фотографии».
«Можно ли сказать, что в Петербурге есть локальная школа, связанная с традицией фотографирования архитектуры? Или в Москве это тоже не менее важный сюжет?» – поинтересовалась Ксения Малич.
«Очевидно, в Петербурге есть своя известная школа фотографии, которая связана с городом. Однако хотел бы отметить: архитектурная фотография и урбанистическая фотография – немного разные вещи. Опираясь на того же Антощенкова, можно сказать, что архитектурная фотография – это каждый раз произведение архитектора, запечатленное художником. В центре внимания урбанистической фотографии прежде всего находится живой город, – подчеркнул Владимир Фролов. – И ленинградская школа фотографии скорее такова. Это стремление показать уходящую красоту Петербурга в целом, которая сохранялась благодаря Ленинграду. Поэтому говорить о том, что у нас есть какая-то специфическая школа именно архитектурной фотографии, я не стал бы, отчасти еще и потому, что архитектурная фотография во многом связана с темой современной архитектуры, которой у нас не так много. Старая архитектура классической формы хочет быть изображенной при помощи рисунка, гравюры, а модернизм, начиная с авангарда, – уже посредством фотографии».
Из презентации Владимира Фролова
На вопрос: «Что сложнее фотографировать – классическую архитектуру или архитектуру модерна и конструктивизма?» – ответила Ольга Алексеенко: «Конечно классическую, поскольку ее строгие формы не выдерживают искажения пропорций перспективы, которые на снимке сразу режут глаз. Модернизм же это воспринимает легче. Архитекторы того времени ведь часто сами делали зарисовки своих произведений в сложных ракурсах, динамично, будто снимали на широкоугольную оптику».
Каждое отдельное здание диктует собственные законы. «Одно дело, когда художник один раз сфотографирует объект и больше его никогда не увидит, и другое дело, когда ты видишь день за днем, час за часом, секунда за секундой, как здание живет, трансформируется и в то же время остается неизменным. Что происходит в этот момент?» Задав такой вопрос, Ксения Малич передала слово Юрию. Он показал фотографии нескольких своих проектов, связанных с Государственным Эрмитажем, и поделился пришедшим к нему осознанием: «Вдруг я обнаружил, что по сути все сделанные мной снимки – это оммаж работе Пьера Сулажа “Живопись. 200 × 234 см. 19 января 1995”, подаренной художником музею после его выставки “Черный свет”, проходившей в Николаевском зале Эрмитажа в 2001 году»
Каждое отдельное здание диктует собственные законы. «Одно дело, когда художник один раз сфотографирует объект и больше его никогда не увидит, и другое дело, когда ты видишь день за днем, час за часом, секунда за секундой, как здание живет, трансформируется и в то же время остается неизменным. Что происходит в этот момент?» Задав такой вопрос, Ксения Малич передала слово Юрию. Он показал фотографии нескольких своих проектов, связанных с Государственным Эрмитажем, и поделился пришедшим к нему осознанием: «Вдруг я обнаружил, что по сути все сделанные мной снимки – это оммаж работе Пьера Сулажа “Живопись. 200 × 234 см. 19 января 1995”, подаренной художником музею после его выставки “Черный свет”, проходившей в Николаевском зале Эрмитажа в 2001 году»
Фото: Юрий Молодковец
Говоря о своем проекте «Уединение. Эрмитаж ночью», Юрий Молодковец подчеркнул: есть то, что можно увидеть исключительно посредством фотографии, поскольку она способна преобразовывать реальность. Кадры из этой серии были сделаны на большой выдержке в залах ночного Эрмитажа, где источником света были только луна и сам город. Благодаря технике получилось добиться такого изображения. «Фотография помогает нам путешествовать в разные миры, разные пространства, в том числе архитектурные», – заключил фотограф.
Далее предметом дискуссии стала сама сущность архитектурной фотографии. Что она должна собой представлять? Любой ли снимок, на котором запечатлено здание, является ею?
Первым высказался Юрий: «У каждой фотографии есть автор, и он должен принять решение о том, что важно. Иногда для объема и масштаба нужны люди, и может быть, их нужно много. Сейчас “универсальное” время, когда всё можно фотографировать по-разному. Классика тоже выдерживает ракурсы, что мы видим на снимках, сделанных Максимом Атаянцем. Однако фотография всегда должна обладать двумя свойствами: красотой и гармонией. Проблема в том, что фотография сегодня стала настолько избыточна, что докопаться до тех снимков, которые содержат красоту и гармонию, очень сложно. Сейчас фотография не поддается курированию, ибо нельзя отследить все кадры, сделанные на определенную тему».
«Говоря по-простому, архитектурная фотография – это фотография, где главенствует архитектура. Если на снимках есть фигуры людей, то они помогают выстроить архитектурное пространство, – подхватил тему Владимир. – Кроме того, завтра может родиться новый жанр архитектурной фотографии, поскольку сама архитектура также меняется. Правда, очень много строится того, что архитектурой назвать сложно, и то же происходит с фотографией. Тем не менее курирование необходимо. Вспомним, что “курировать” происходит от слова cure, означающего “лечить”, “исцелять”, то есть нам нужно выбирать и демонстрировать ту самую – гармоничную – работу художников, которую мы знаем как кураторы. Если мы это видим, то обязаны это показать, иначе действительно все теряется в бесконечном потоке некачественных картинок».
Юрий Молодковец выразил надежду на то, что искусственный интеллект, с его способностью охватить весь массив созданных фотографий, в дальнейшем научится отличать хорошую художественную фотографию от той, что не несет в себе никакой ценности, и таким образом сделает визуальное пространство вокруг нас свободным от пошлости и мусора. Завязался спор об уместности регулирующей роли искусственного интеллекта в сфере фотографии; Юрий предложил спикерам и слушателям проголосовать, мнения разделились, однако большинство усомнилось в безупречности суждений ИИ.
Поступил вопрос от слушательницы: «В работах искусственного интеллекта ведь нет Бога, нет души. Всё четко, графично, но пусто. Да, сейчас очень много визуального мусора, но есть и осмысленные вещи. Например, боль – это мусор сегодня или нет?» «Конечно нет, – ответил Юрий. – Мы любим позитив, красоту, гармонию, но где она в окружающем мире сейчас?»
Слово взял Владимир: «Полагаю, не случайно один из центральных сюжетов в архитектурной фотографии – это руина. Архитекторы прошлых веков часто ориентировались именно на разрушенную античность, а позже и на готику. И мы снова можем вдохновиться этим, хотя искусственный интеллект чисто формально мог бы посчитать это мусором». «Думаю, это не совсем так, – не согласился Юрий. – Искусственный интеллект – просто инструмент, а решает все равно человек. Здесь не должно быть переживания, а должны быть дискуссия и следование развитию технологий».
«Ночь музеев» завершилась размышлением спикеров, как добиться того, чтобы хорошей фотографии становилось больше. Все сошлись на необходимости рефлексии. Как заметил Владимир Фролов: «Все начинается с игры, с эксперимента. Можно начать снимать на телефон – и постепенно, развивая глаз, стать и фотографом, и архитектурным фотографом, и просто художником». Юрий Молодковец дополнил: «Все начинается еще и с визуального воспитания. Чем больше за свою жизнь вы увидите качественных изображений, тем выше ваша визуальная культура. Тогда есть шанс, что, нажав на кнопку фотоаппарата, вы создадите шедевр».
Записала Анна Попова, сфотографировал Тимофей Петров
Видеозапись дискуссии доступна по ссылке.
Далее предметом дискуссии стала сама сущность архитектурной фотографии. Что она должна собой представлять? Любой ли снимок, на котором запечатлено здание, является ею?
Первым высказался Юрий: «У каждой фотографии есть автор, и он должен принять решение о том, что важно. Иногда для объема и масштаба нужны люди, и может быть, их нужно много. Сейчас “универсальное” время, когда всё можно фотографировать по-разному. Классика тоже выдерживает ракурсы, что мы видим на снимках, сделанных Максимом Атаянцем. Однако фотография всегда должна обладать двумя свойствами: красотой и гармонией. Проблема в том, что фотография сегодня стала настолько избыточна, что докопаться до тех снимков, которые содержат красоту и гармонию, очень сложно. Сейчас фотография не поддается курированию, ибо нельзя отследить все кадры, сделанные на определенную тему».
«Говоря по-простому, архитектурная фотография – это фотография, где главенствует архитектура. Если на снимках есть фигуры людей, то они помогают выстроить архитектурное пространство, – подхватил тему Владимир. – Кроме того, завтра может родиться новый жанр архитектурной фотографии, поскольку сама архитектура также меняется. Правда, очень много строится того, что архитектурой назвать сложно, и то же происходит с фотографией. Тем не менее курирование необходимо. Вспомним, что “курировать” происходит от слова cure, означающего “лечить”, “исцелять”, то есть нам нужно выбирать и демонстрировать ту самую – гармоничную – работу художников, которую мы знаем как кураторы. Если мы это видим, то обязаны это показать, иначе действительно все теряется в бесконечном потоке некачественных картинок».
Юрий Молодковец выразил надежду на то, что искусственный интеллект, с его способностью охватить весь массив созданных фотографий, в дальнейшем научится отличать хорошую художественную фотографию от той, что не несет в себе никакой ценности, и таким образом сделает визуальное пространство вокруг нас свободным от пошлости и мусора. Завязался спор об уместности регулирующей роли искусственного интеллекта в сфере фотографии; Юрий предложил спикерам и слушателям проголосовать, мнения разделились, однако большинство усомнилось в безупречности суждений ИИ.
Поступил вопрос от слушательницы: «В работах искусственного интеллекта ведь нет Бога, нет души. Всё четко, графично, но пусто. Да, сейчас очень много визуального мусора, но есть и осмысленные вещи. Например, боль – это мусор сегодня или нет?» «Конечно нет, – ответил Юрий. – Мы любим позитив, красоту, гармонию, но где она в окружающем мире сейчас?»
Слово взял Владимир: «Полагаю, не случайно один из центральных сюжетов в архитектурной фотографии – это руина. Архитекторы прошлых веков часто ориентировались именно на разрушенную античность, а позже и на готику. И мы снова можем вдохновиться этим, хотя искусственный интеллект чисто формально мог бы посчитать это мусором». «Думаю, это не совсем так, – не согласился Юрий. – Искусственный интеллект – просто инструмент, а решает все равно человек. Здесь не должно быть переживания, а должны быть дискуссия и следование развитию технологий».
«Ночь музеев» завершилась размышлением спикеров, как добиться того, чтобы хорошей фотографии становилось больше. Все сошлись на необходимости рефлексии. Как заметил Владимир Фролов: «Все начинается с игры, с эксперимента. Можно начать снимать на телефон – и постепенно, развивая глаз, стать и фотографом, и архитектурным фотографом, и просто художником». Юрий Молодковец дополнил: «Все начинается еще и с визуального воспитания. Чем больше за свою жизнь вы увидите качественных изображений, тем выше ваша визуальная культура. Тогда есть шанс, что, нажав на кнопку фотоаппарата, вы создадите шедевр».
Записала Анна Попова, сфотографировал Тимофей Петров
Видеозапись дискуссии доступна по ссылке.
Подробнее см.: projectbaltia.com/news-ru/24251